суббота, 19 октября 2013 г.

Людмила Зубова "Языки современной поэзии"

Источник
Великолепная книга профессора Санкт-Петербургского университета Людмилы Владимировны Зубовой, за которую она была награждена премией им.Андрея Белого, - чтение не самое простое, но чрезвычайно увлекательное, особенно для тех, ко интересуется современной поэзией.
Почему Л.Зубова рассматривает поэзию в лингвистическом аспекте?
Потому что «Во-первых, поэты — самые внимательные к языку люди. И профессиональным филологам есть чему у них поучиться.
Во-вторых, любое поэтическое сообщение — это сообщение о словах. О чем бы ни говорили поэты (о себе, о людях, о Боге, о любви, смерти, природе, политике, облаках, цветах или мусоре), они всегда говорят и о языке. Поэты, независимо от их собственных намерений, исследуют свойства языка в его динамике, во многом опережая лингвистов.
В-третьих, изучение языка поэтов может сказать гораздо больше о содержании текстов, о картине мира поэтов, мировоззрении эпохи, чем исследования, не выходящие за рамки тематического литературоведения».
В книге подробно рассматриваются стихотворения девяти поэтов, их творчество объединяет одно важное свойство – филологизм текстов (это и легло в основу отбора и авторов и текстов), а так же сочетание эмоциональной напряжённостью поэзии и её аналитичности.
Лев Лосев – не только поэт, но и профессиональный филолог.
«Лосев воспринимает мир через увеличительное стекло филологии, которое позволяет наблюдать, как через микроскоп, подробности жизни и, как через телескоп, разглядывать весьма отдаленные объекты.
Стихи Лосева производят сильное впечатление изящным мастерством словесной игры, в которую вовлекаются звуки, буквы, многочисленные образы и символы культуры, разнообразные стили речи. Игровая стилистика текстов становится у Лосева способом содержательного высказывания».
В стихотворении «Полемика» автор отсылает нас к известным строчкам Блока: «Сотри случайные черты - и ты увидишь: мир прекрасен». Лосев полемизирует с известным стихотворением классика:
ПОЛЕМИКА
Нет, лишь случайные черты
прекрасны в этом страшном мире,
где конвоиры скалят рты
и ставят нас на все четыре.
Внезапный в тучах перерыв,
неправильная строчка Блока,
советской песенки мотив
среди кварталов шлакоблока

Основные мотивы в поэзии Генриха Сапгира – мотив пустоты и мотив дробления. И мотивы эти отражаются непосредственно на строении фразы: части слов исчезают:
в эту про
меня бро
(а глаза
завяза)
и крича
от отча
пустоте
я взлете
стрекоза
стрекоза!
«Стрекоза»
не помню сколько зим и ле
облез и побеле
<…>
сейчас я вспомню все собы
какие?.. все забы
«Моно»
«Первый из этих фрагментов изображает сознание ребенка, играющего в саду, второй — отрывочные воспоминания старика. Соответственно, недописанные глаголы мотивируются в первом контексте самозабвенной детской резвостью, быстрым темпом движения и восприятия, а во втором — замедленностью жизни и старческим забытьём».
Стихотворения Виктора Сосноры – поэта-авнагардиста, ученика В.Хлебникова, Н.Заболоцкого, М.Цветаевой - сложное чтение. Потому что многие «странности» языка его поэзии объясняются историей слова, историей русской грамматики, культурными ассоциациями. Соснора извлекает из небытия незаслуженно забытые факты: поизношение звука, который до реформы языка в 1918 году обозначался буквой «ять», восстанавливает забытые этимологические связи.
Вот пример скрупулёзного анализа одного из стихотворений В.Сосноры:
«Одна из заметных особенностей поэтики Виктора Сосноры — индивидуальная метонимия-синекдоха[187], не сужающая изображение какого-либо предмета называнием его части, а, напротив, расширяющая понятие — вплоть до выведения его за пределы предметного мира: Девять раз хирургией я разрезал живот; Домы-дворцы забинтованы в красные медицины; брызнет сок на твою хиромантию; Сэр, дикций не надо. В таких случаях слова с конкретными значениями замещаются словами с отвлеченными значениями: [хирургический инструмент] —> хирургия; [рука] —> хиромантия; [слова] —> дикции.
Рассмотрим примеры:
Я пишу, но это не «я»,
а тот, кто во мне, задыхаясь, пишет, —
Гусь перепончатый, за решеткой груди сидящ
то на одном, то на другом стуле.
То на одном, то на другом суку кишок
клювами водит, макая в печень,
то забирается в мозг и выглядывает в мой глаз,
то сжимает и разжимает когтями сердце.
Девять раз хирургией я разрезал живот
и говорил «улетай!», а он ни в какую,
уходят змеи, дохнут стрижи,
а этот все точит и точит пустые перья.
(«Я пишу, но это не „я“…» / «Флейта и прозаизмы»)
В этом контексте слово хирургией обнаруживает, помимо метонимического сдвига по смежности понятий [хирургический инструмент, скальпель] —> хирургия, очень разветвленное метафорическое содержание. Во многих случаях метафоры создаются аллюзивными отсылками к другим текстам.
Слова Гусь перепончатый, за решеткой груди сидящ обозначают творческую ипостась личности. Соснора полемически снижает традиционно-символическое уподобление поэта птице, при этом гусь оказывается мучителем, он замещает собой орла, клюющего печень Прометею (через две строки у Сосноры упоминается и печень), и орла из стихотворения Пушкина «Узник» (Сижу за решеткой в темнице сырой. / Вскормленный в неволе орел молодой, / Мой грустный товарищ, махая крылом, / Кровавую пищу клюет под окном). В конце процитированного фрагмента из стихотворения Сосноры тоже есть отсылка к «Узнику» Пушкина: и говорил «улетай!», а он ни в какую — ср.: Зовет меня взглядом и криком своим / И вымолвить хочет: «Давай улетим! <… >».
Однако решетка в поэтической системе Сосноры непростая. У него есть такие слова: Лира, ее вид — это бык за решеткой (Соснора, 1997: 76)[191]. Похоже, что и здесь ребра оказываются струнами лиры (или гуслей — по законам поэтического языка, если за решеткой груди сидит гусь).
Для ассоциативного потенциала образа существенна поговорка Хорош гусь! которая выражает осуждающее удивление. Возможно, что гусь появился в стихотворении и под влиянием набросков В. В. Маяковского к поэме «Пятый Интернационал», в которой есть такой фрагмент:
Сущность поэзии в том, / чтоб шею сильнее завинтить винтом. / <…> С настойчивостью Леонардо да Винчевою, / закручу, / раскручу / и опять довинчиваю. / <…> Постепенно, / практикуясь и тужась, / я шею так завинтил, / что просто ужас. / <…> леса перерос и восстал головою. / Какой я к этому времени — / даже определить не берусь. / Человек не человек, / а так — людогусь <… > Пространств мировых одоления ради, / охвата ради веков дистанции / я сделался вроде / огромнейшей радиостанции[192].
Если Маяковский изображает, как шея вытягивается вверх, то Соснора в другой части поэмы-книги «Флейта и прозаизмы» пишет о горизонтальных шеях грифов, слетевшихся к нему:
Они сильней орлов и летают выше всех,
питаются только падалью, вытянув горизонтально шеи.
(«Я был знаменит, и вокруг вились воробьи…» / «Флейта и прозаизмы»[193])
У Сосноры гусь сидит то на одном, то на другом стуле. Конечно, он может перелетать со стула на стул, но для смысла текста важнее поговорка сидеть на двух стульях — о том, кто пытается одновременно получить несовместимые блага и выгоды. К теме поэзии это имеет прямое отношение: непросто удовлетворить житейские потребности одновременно с потребностями творчества. Этот гусь-орел-поэт клювами водит, макая в печень. Кроме мифологической ассоциации здесь есть и ассоциация с поговоркой он у меня в печенках сидит,со словом самоедство а также с представлением о том, что алкоголь разъедает печень[194].
Множественное число клювами можно понимать как совмещение метафорического сравнения и синекдохи: ‘клюет так сильно и часто, как будто у него несколько клювов[195]. Строка то сжимает и разжимает когтями сердце, описывающая сердечный приступ, соотносится с выражением сердце сжимается.
В конце фрагмента есть строка а этот все точит и точит пустые перья, в которой слова пустые перья не только обнаруживают очевидную полисемию птичьего пера и пера как пишущего инструмента[196], но и сопоставление пера и скальпеля, а в криминальном жаргоне пером называют нож как орудие убийства».
Об остальных поэтах написано столь же подробно, а именно о Викторе Кривулине, Дмитрии Пригове, Тимуре Кибирове, Владимире Строчкове, Александре Левине, Дмитрии Авалиани. Завершает книгу подробный и многостраничный справочный аппарат.
Книга, несомненно, очень ценная, поскольку все поэты прочитаны очень внимательно, со словарём в руках. Чувствуется очень солидный культурный багаж Людмилы Зубовой: то количество поэтических, прозаических, кинематографических и прочих ассоциаций, приводимых ею по поводу того или иного слова, образа, строки вызывает уважение и восхищение.
http://proxy.flibusta.net/b/302809/read

Комментариев нет: