Источник
Ксения Туркова
Если набрать в Яндексе фразу «депутаты предложили запретить», то можно наткнуться (помимо обширного списка запретов, разумеется) на анекдот:«Депутат Мизулина предложила запретить многоточия...»
Анекдот выглядит более чем правдоподобно. Речь, видимо, о точках в тех словах, которые Елена Мизулина и в самом деле предложила превратить из ненормативных в нелигитимные. Дискуссия о мате, возникающая с периодичностью примерно раз в 2-3 месяца, привычно всколыхнула прессу: снова интервью, снова обсуждения, снова одни и те же вопросы, и даже та же страстность во время дискуссий у иных участников. Такой матерный день сурка.
Известный лингвист, профессор Анатолий Баранов все эти дни давал интервью со скоростью пулемета «Максим» и повторял везде примерно одно и то же: если мат запрещать - он выживет, и наоборот. Я знаю, как в последнее время реагируют лингвисты, которым не посчастливилось заниматься этой темой, на просьбу дать им интервью «о мате». Сначала, подозреваю, они мысленно показывают журналистам, насколько они «в материале», а уже потом, поморщившись, говорят: «Ой, опять? Ну только не о мате». Автор 12-томного словаря мата Алексей Плуцер-Сарно, придя как-то ко мне в эфир на радио, сразу же попросил: «Давайте только не о мате, надоело ужасно, лучше о чем-нибудь другом поговорим». Но потом, увидев вопросы слушателей, тяжело вздохнул и принялся в сотый раз объяснять связь слов «х..й» и «хвоя».
Лингвисты не любят обсуждать запрет мата: это все равно, что всерьез дискутировать на тему санкций в отношении грозовых туч.
Но мат продолжают обсуждать так часто и так рьяно, что становится понятно: выводить его за рамки легитимности нельзя ни в коем случае - не о чем будет говорить. Потому что других языковых проблем, кроме мата, в нашем информационном пространстве просто не существует, за редким исключением.
А ведь в языке есть и другие слова, которые в устах его носителей становятся гораздо опаснее мата (если слово «опасный« вообще к мату применимо).
Это, например, лишенные всякой жизни, картонные канцелярские обороты, которые проникают уже даже в школьные сочинения. Однажды я случайно услышала часть экскурсии для детей в музее железнодорожного транспорта в Петербурге. Молодая женщина-экскурсовод сыпала отглагольными существительными: «происходит приближение поезда», «осуществляется отгрузка вагонов». На лицах детей, каждый из которых, уверена, знает хоть одно ненавистное Елене Мизулиной слово, был написан ужас.
Страшнее мата и обтекаемость, гладкость, тефлоновость речи - навык, которым в совершенство владеют чиновники и депутаты. Речь льется, льется, депутат говорит, но расцепить то, что он говорит, на составляющие, и уж тем более пересказать, невозможно. Это как гипноз, и до какого-то момента собеседнику даже кажется, что ему говорят нечто содержательное, а когда пелена вдруг спадает, то оказывается, что все уже сказано.
Страшной мне кажется и циничная журналистская игра словами в случаях, когда речь идет о чьей-то смерти: «Андреа Антонелли погиб на мокром месте».
Или штампы - зияющие пустоты в тексте. Да и не только в тексте, а в любом даже бытовом разговоре. В любой ситуации есть дежурная пара «вопрос-ответ», которая всегда под рукой, готовый сценарий реагирования на любой вопрос или реплику, что-то вроде «как дела? - пока не родила». Как сказал в одном из интервью актер Максим Виторган, хорошо бы такие образцы заимствованного остроумия раз в несколько лет просто растворялись, исчезали. Вот проговорили несколько раз ситуацию «отойди от телевизора - у тебя папа не стекольщик» - и бац! - фраза исчезла, стерлась из памяти.
Страшна агрессия и ненависть в языке - и открытая, и прикрытая шутками, как например, многочисленные пожелания гореть телецентру «Останкино» во время недавнего пожара.
Или страшные слова в ранге смешных.
Или просто, наконец, если невозможность выразить простую мысль, бедность словарного запаса абитуриентов, которые приходят на собеседование, например, на факультет журналистики.
Вот этого бы всего испугаться и депутатам, и обычным носителям языка. А эти несчастные 4-5 слов вместе со всеми производными никому не навредят.
Помните, в мультфильме про дядю Федора его мама говорила: «От этой картины большая польза - она дырку на стене загораживает». Вопрос о мате для тех, кто его так любит обсуждать и так хочет запретить, выполняет роль этой картины: он загораживает другие, более важные и языковые, и неязыковые вопросы.
Ксения Туркова
Если набрать в Яндексе фразу «депутаты предложили запретить», то можно наткнуться (помимо обширного списка запретов, разумеется) на анекдот:«Депутат Мизулина предложила запретить многоточия...»
Анекдот выглядит более чем правдоподобно. Речь, видимо, о точках в тех словах, которые Елена Мизулина и в самом деле предложила превратить из ненормативных в нелигитимные. Дискуссия о мате, возникающая с периодичностью примерно раз в 2-3 месяца, привычно всколыхнула прессу: снова интервью, снова обсуждения, снова одни и те же вопросы, и даже та же страстность во время дискуссий у иных участников. Такой матерный день сурка.
Известный лингвист, профессор Анатолий Баранов все эти дни давал интервью со скоростью пулемета «Максим» и повторял везде примерно одно и то же: если мат запрещать - он выживет, и наоборот. Я знаю, как в последнее время реагируют лингвисты, которым не посчастливилось заниматься этой темой, на просьбу дать им интервью «о мате». Сначала, подозреваю, они мысленно показывают журналистам, насколько они «в материале», а уже потом, поморщившись, говорят: «Ой, опять? Ну только не о мате». Автор 12-томного словаря мата Алексей Плуцер-Сарно, придя как-то ко мне в эфир на радио, сразу же попросил: «Давайте только не о мате, надоело ужасно, лучше о чем-нибудь другом поговорим». Но потом, увидев вопросы слушателей, тяжело вздохнул и принялся в сотый раз объяснять связь слов «х..й» и «хвоя».
Лингвисты не любят обсуждать запрет мата: это все равно, что всерьез дискутировать на тему санкций в отношении грозовых туч.
Но мат продолжают обсуждать так часто и так рьяно, что становится понятно: выводить его за рамки легитимности нельзя ни в коем случае - не о чем будет говорить. Потому что других языковых проблем, кроме мата, в нашем информационном пространстве просто не существует, за редким исключением.
А ведь в языке есть и другие слова, которые в устах его носителей становятся гораздо опаснее мата (если слово «опасный« вообще к мату применимо).
Это, например, лишенные всякой жизни, картонные канцелярские обороты, которые проникают уже даже в школьные сочинения. Однажды я случайно услышала часть экскурсии для детей в музее железнодорожного транспорта в Петербурге. Молодая женщина-экскурсовод сыпала отглагольными существительными: «происходит приближение поезда», «осуществляется отгрузка вагонов». На лицах детей, каждый из которых, уверена, знает хоть одно ненавистное Елене Мизулиной слово, был написан ужас.
Страшнее мата и обтекаемость, гладкость, тефлоновость речи - навык, которым в совершенство владеют чиновники и депутаты. Речь льется, льется, депутат говорит, но расцепить то, что он говорит, на составляющие, и уж тем более пересказать, невозможно. Это как гипноз, и до какого-то момента собеседнику даже кажется, что ему говорят нечто содержательное, а когда пелена вдруг спадает, то оказывается, что все уже сказано.
Страшной мне кажется и циничная журналистская игра словами в случаях, когда речь идет о чьей-то смерти: «Андреа Антонелли погиб на мокром месте».
Или штампы - зияющие пустоты в тексте. Да и не только в тексте, а в любом даже бытовом разговоре. В любой ситуации есть дежурная пара «вопрос-ответ», которая всегда под рукой, готовый сценарий реагирования на любой вопрос или реплику, что-то вроде «как дела? - пока не родила». Как сказал в одном из интервью актер Максим Виторган, хорошо бы такие образцы заимствованного остроумия раз в несколько лет просто растворялись, исчезали. Вот проговорили несколько раз ситуацию «отойди от телевизора - у тебя папа не стекольщик» - и бац! - фраза исчезла, стерлась из памяти.
Страшна агрессия и ненависть в языке - и открытая, и прикрытая шутками, как например, многочисленные пожелания гореть телецентру «Останкино» во время недавнего пожара.
Или страшные слова в ранге смешных.
Или просто, наконец, если невозможность выразить простую мысль, бедность словарного запаса абитуриентов, которые приходят на собеседование, например, на факультет журналистики.
Вот этого бы всего испугаться и депутатам, и обычным носителям языка. А эти несчастные 4-5 слов вместе со всеми производными никому не навредят.
Помните, в мультфильме про дядю Федора его мама говорила: «От этой картины большая польза - она дырку на стене загораживает». Вопрос о мате для тех, кто его так любит обсуждать и так хочет запретить, выполняет роль этой картины: он загораживает другие, более важные и языковые, и неязыковые вопросы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий