Грамотность общества падает из-за уровня школьного образования?

Аргументы недели
Мейнстрим спичей – трендовый нейминг. Если читатель не понял, о чём речь, то можно ему позавидовать: он всё ещё изъясняется по-русски. Именно к этому призывает Владимир СЛАВКИН, доцент кафедры стилистики русского языка журфака МГУ, учёный секретарь Учёного совета факультета.

Забота о могучем

– Наш язык, как известно, – великий и могучий. Может, он сам со всеми проблемами справится?

– Забота о родном языке должна быть свойственна каждому думающему человеку. Так же, как мысли о будущем семьи или страны. Поэтому любые инициативы в обществе, связанные с вниманием к языку, я всячески приветствую. Например, мне очень нравится новая инициатива некоторых СМИ: они фиксируют ошибки в объявлениях, на вывесках, в рекламе. Для нас, филологов, это профессиональная обязанность: если кто-то с нашей кафедры обнаруживает серьёзную ошибку в каком-нибудь журналистском или художественном тексте, то мы тут же её обсуждаем. Моя коллега на днях вычитала в Интернете кое-что насчёт Березовского: в каком бы дворце ты ни жил, ты можешь закончить жизнь «в душной ванне». Ванна душной быть не может – только ванная.

Журналисты любят спрашивать нас о нецензурной лексике, но я лично вижу главную проблему совсем не в ней, а именно в ошибках. Имеются в виду не только речевые ошибки, но и грамматические. Их число ужасающе растёт – всюду. Последние три-четыре года мы в самом начале обучения проводим для студентов пробный диктант. Нас пытались упрекнуть, что мы таким образом ставим под сомнение результаты ЕГЭ, но мы всего лишь проверяем стартовую грамотность студентов. Происходят скандальные случаи: пишут «оррестовать», «генирал», «врочи»… Раньше наши учащиеся таких ошибок не делали. Спасибо ЕГЭ, конечно. Я лично воспринимаю ошибки в языке как умаление достоинства страны. Говорю не о государстве как о совокупности властных институтов, а именно о стране, о нации. Высоко звучит, но это честно.

– Грамотность общества падает из-за уровня школьного образования?

– Не только. Если говорить о СМИ, то в незапамятные времена на телевидении работали целые группы послеэфирного контроля, которые отслеживали ошибки дикторов и проводили «разбор полётов». Потом телеканалы решили сэкономить усилия и сочли это лишним. Если же говорить про общество в целом, то грамотность падает оттого, что люди мало читают. Они почти не видят внешний облик слов и потому не запоминают, как их писать. Если и читают, то друг друга в Интернете. Я, кстати, крайне негативно отношусь к названиям, провоцирующим безграмотность. Пиво «По-руски» с одним «с», «Золотая семечка» вместо «Золотое семечко»…

Отдельный разговор – грамотность чиновников. Хорошо бы их штрафовать за ошибки в документах. В «Новой газете» я видел снимок повестки в военкомат – с грубейшими ошибками и опечатками… Нет способа дискредитировать страну сильнее, чем такая повестка. В юридической практике неграмотный текст закона вообще может быть основанием для уловки. Кстати, только что приняли поправки в закон о СМИ по поводу нецензурной брани. Там разделены физические лица (люди) и юридические лица (СМИ). И те и другие будут наказываться «конфискацией предмета правонарушения». Если для владельца это будет само СМИ или его выпуск, то что будут конфисковывать у конкретного человека? Прямо как у Пушкина: «И вырвал грешный мой язык». Депутаты, обеспокоенные судьбой русского языка, сами имеют некоторые проблемы с его использованием.

Чужие в языке

-  Поговорим о заимствованиях.

– 10 лет назад я составлял орфографический словарь для школьников с новациями. Принялся искать во «взрослых» словарях новые слова, которые часто используются («онлайн», «плеер» и т.д.). Нашёл не более восьмисот. Заимствований не так много, как нам кажется. Но проблема, безусловно, есть.

– Каково вам, когда министр упоминает «аутсорсинг»?

– Мне это не нравится. Я вообще с большим недоверием отношусь ко всяким «ингам». Например, «клининговая компания». Это служба очистки – так бы и назвались. Но нет, для них это несолидно. Или вот «секьюрити» вместо «охранника». Дескать, охранники стерегут зэков, а не фирмы сторожат. Извечная российская привычка: людям кажется, что заимствованное слово престижнее звучит. Случай с «аутсорсингом», правда, сложнее: «привлечение сторонней организации для выполнения части функций» трудно уместить в одно слово. Не мешало бы проводить конкурсы на лучшую замену для подобных заимствований. В лингвистике такие слова называются варваризмами. Они не осваиваются русским языком и остаются фактами чужого языка внутри нашего.

– Вы ко всем заимствованиям так относитесь?

– Нет, иногда я примиряюсь. Если вижу, что в заимствовании есть смысл. Когда-то мне очень не нравился «креатив», потому что в русском языке есть хорошее слово «творчество». Но впоследствии «креатив» обрёл особое употребление – производственное, терминологическое, тогда как «творчество» имеет высокий смысл. «Креативный директор» – это не «творческий директор». Но вот слово «контент», например, вызывает у меня опасения. Раньше журналисты писали тексты, а теперь «создают контент». То есть не творчеством занимаются, а производят продукт.

– Продуктом теперь называют всё: и фильм, и книгу…

– У нас стали говорить, что «университет является поставщиком образовательного продукта». Жизнь целиком переводят на рельсы бизнеса. Мы – общество потребления, потому и «продукты» везде.

– А как вам слово «тренд»?

– Не нравится. «Направление» ничем не хуже. И «мейнстрим» мне не нравится – жаль, что из сферы шоу-бизнеса это слово стало просачиваться в обиход. По-моему, лучше изъясняться на родном языке.

– И вместо «пиара» проговаривать «связи с общественностью»?

– Пушкин сказал: «Русский язык переимчив и общежителен». Наш язык легко принимает слова из других языков. Ненужные он со временем отбрасывает, а нужные – обрабатывает, приспособляет для своей грамматической системы. Так и получилось с «пиаром»: появились слова «пиарщик», «пропиарить», «распиарить»…

– Также говорят «отпиарить».

– Вот это неудачно. Осталось только – «выпиарить». Замечу, что, хотя наши преподаватели не чураются слова «пиар», соответствующая кафедра у нас называется «кафедра рекламы и связей с общественностью». В этом смысле мы идём в русле (а не в «тренде») французов, которые на официальном уровне строго блюдут свой язык.

– Ещё вспомнилось: в рекламе какого-то лекарства указали не «плюс», а «плас» – на английский манер.

– Идиотизм. Безотносительно того, желание ли это щегольнуть или банальная неграмотность. Можно, конечно, сказать, что и слово «плюс» нерусское, но также можно сказать, что оно стало русским. Знаменитый учёный, академик Виталий Григорьевич Костомаров как-то вспоминал, что когда появилось слово «дисплей», то люди стали возмущаться: у нас же есть русское слово «экран»! Вы поняли, о чём я? Слово «экран» – тоже заимствованное.

– Не сразу понял…

– В том-то и дело. Есть заимствования, ставшие органической частью языка, и против них никто не возражает. Кроме Жириновского, который предлагал называть журналиста писакой, а туалет, простите, сральником.

Насчёт рекламы добавлю, что проблема шире – она касается маркетинга в целом. В этой сфере надо многое отрегулировать. Есть, например, английское слово plaza («торговый центр»). Я ещё могу понять, когда ТЦ называют просто «Плазой». Но «Шереметьево Плаза» или того хуже – «Удальцова Плаза» (т.е. на улице Удальцова в Москве) – это смешение французского с нижегородским, как выразился когда-то Грибоедов. Или эта манера писать русские названия латиницей… Недаром существует «Закон о русском языке как государственном языке РФ», запрещающий использовать нерусские наименования (или русские наименования на латинице) без перевода.

– Даже нерусские междометия набирают популярность. Вау…

– Против этого я всегда боролся и буду бороться. Уж здесь-то точно нет никакой дополнительной выразительности. В английском по большому счёту только два междометия: «вау» (позитивное) и «упс» (негативное). И сравните с русским языком: неслучайно у нас есть «ай» и «ой», «ах» и «эх», «ох» и «ух».

Зеркало нации

– Пара политических вопросов напоследок. Верно ли, что на русский язык сильнейшим образом повлияла Октябрьская революция?

– Безусловно. Она изменила общество таким образом, что высокий слог стал недостатком. Надо было высказываться ближе к народу – нечего выпендриваться. Поэтому даже образованные начальники переходили на низкую лексику. Нельзя не признать, что советская власть поспособствовала массовой грамотности, дала людям возможность читать и писать. Но вместе с тем возникла тяга к усреднённости.

В белой эмиграции отношение к языку тоже было спорным. Язык должен развиваться, а белоэмигранты часто пытались его законсервировать как неизменную истину. Все новации – «для Совдепии». Например, они резко отвергали слово «пара» в значении «несколько».

– А как вам язык нынешней власти?

– Ответственно заявляю: речевая культура многих российских политиков, как и телеведущих, – низкая. Когда мы с вами беседуем, мы показываем личную культуру. А когда человек становится руководителем высшего ранга и на него смотрит весь мир, – он показывает культуру страны. Любое отступление от литературных норм наносит ущерб национальному престижу. Мне очень неприятно было услышать фразу Ельцина, комментировавшего бомбардировку Югославии: «Американцы нанесли удар из-под руки». «Из-под руки» – это жаргон шулеров. Ну а высказывания вроде «мочить в сортире» и «замучаетесь пыль глотать» прямо указывают на криминализацию национального сознания. Поэтому культура русской речи – это не только название нашей учебной дисциплины, но и насущная потребность общества.