Источник
11/02/2012 - 04:46 — Павел Краснов
Не буду называть регион, где произошли все эти истории, чтобы не обижать другие регионы, в которых эти истории тоже могли произойти.
Автор
К.х.н., синтетик. Преподаю органическую химию в разных ипостасях и предмет под названием «история и методология химии». Курсивом набрал то, что на мой взгляд будет не до конца понятно не химикам. Специально опускаю вопросы о зарплате, учебной нагрузке и других скучных вещах, дабы написанное не выглядело личным брюзжанием.
Материальная база
Отсутствует.
Факультет располагается в здании, в котором до революции учили попов. А им ведь, кроме святого духа, ничего и не надо. Вот и пришлось химикам самим ставить тяги, тянуть воздуховоды, подключать насосы и т.п. Тепло включают позже, а выключают раньше, чем хотелось бы, поэтому две-три недели в году студенты сидят на занятиях в пальто.
Компьютеров было пять, стало шесть, и всего-то один семестр ушёл на то, чтобы подключить его к Интернету. Теперь с нетерпением ждём седьмой. Надеемся, что хотя бы на части лекций станем использовать мультимедийное оборудование, а раз так, то меньше будем пачкаться мелом и возиться с кодоскопом. Думали, что урезаем лабораторные практикумы до минимума. Оказалось, что такая постановка вопроса бессмысленна: похоже, что урезать придётся до нуля. По органической химии оставили качественные реакции в капельном исполнении. По органическому синтезу подобрали главным образом те реакции, которые идут в стакане и дают кристаллы. Весы позволяют определять массу с точностью до полуграмма, посуды со шлифами не хватает, магнитных мешалок осталось три, рефрактометр сломан, шпатели сделаны из электродов, температуру плавления определяем, положив кристаллик на нагреваемый термометр. Заведующий кафедрой предлагает больше внимания уделять коллоквиумам.
Довольно сложно в таких условиях сколько-нибудь адекватно рассказать будущим учительницам, что же это такое — органическая химия.
Студенты
Только из пролетарских семей.
Стипендия — 1375 рублей. Чтобы её получать, надо сдать сессию без троек. Отличникам дают повышенную — 1650 рублей. Столько же составляет социальная стипендия, которую дают тем, кто беден. У нас, чтобы прожить в нищете, нужно не менее 7500. Это не официальные данные, это моё субъективное мнение. Лишь немногие наши студенты устраиваются подрабатывать или учатся на каких-нибудь курсах дополнительного образования.
Парней в группе — от одного до трёх, и никто из них не собирается работать в школе, тогда как от четверти до трети студенток действительно хотят стать школьными учительницами. В каждой группе обязательно есть от одного до четырёх человек, искренне увлечённых наукой, но по каким-то причинам выбравших не университет, а педагогический. Это «белые вороны». Даже у тех, кто нацелен на работу в школе, наблюдается полное отсутствие интереса к естествознанию. Научно-популярную и научно-фантастическую литературу они не читают в принципе. Когда такие пойдут работать, из них получатся, если так можно выразиться, учительницы вообще, а не учительницы химии. Остальные учатся, потому что «мамка велела», нужны «корочки», «никуда больше не поступил».
Чем более религиозна студентка, — а иные расстраиваются, когда слышат, например, «чёрт возьми», — тем выше вероятность, что двоечница.
Наши студенты очень легко огорчаются также и по другим поводам. Во время экзамена студентка — не та, у которой спрашивал, а другая — вдруг разрыдалась прямо-таки в три ручья. Та, у которой спрашивал, сохраняла спокойствие и даже вполне вразумительно отвечала. Эти студентки были не подругами, а просто одногруппницами.
– Что случилось, почему Вы плачете?
– Вы ей трудные вопросы задаёте.
В университете никогда не наблюдал ничего подобного.
Серьезный враг преподавателя — мобильный телефон. Сегодняшние студенты уверены, что если во время лекции или семинара кто-то позвонил или прислал смс, то надо ответить не на перемене, а немедленно. Просьбы и требования выключать телефон во время занятий игнорируются. Для многих он стал чем-то вроде одного из органов тела, большинство совершенно искренне недоумевает, как это мобильник — и вдруг выключен?!
Терминологическое косноязычие сегодняшних студентов резко обогатило фольклор преподавателей, чего стоит один только «протон водорода»! Никак не удаётся убедить их, что градусник — у врачей, а у химиков — термометр, и доказать преимущество углеродной единицы перед грамм-молем. Литературный русский язык сегодняшним студентам неведом. Устал запрещать переписывать из методички описание хода лабораторной работы при подготовке её к защите. Всё равно переписывают, даже когда реальный процесс существенно отличался от рекомендуемого (у нас в химии так бывает), — поскольку просто не в состоянии рассказать своими словами. Написать без сокращений и орфографических ошибок (не говоря уж о химических), поставить глагол в правильном спряжении — им не под силу. Некоторым студентам и студенткам трудно разговаривать без ругательств.
Такие вот у нас будущие сеятели разумного, доброго, вечного.
Учебная программа
После работы в Академии наук и университете вызывает изумление. Разумеется, слово «университет» использую в его нормальном, а не новоязовском значении.
Начну с химии.
Неорганическую химию наши студенты изучают четыре семестра: с первого по третий под названием «общая химия», в пятом под собственным именем и в виде неорганического синтеза. Очевидно, лучше было бы без перерыва в четвёртом семестре. Знание физической химии даётся в четвёртом-пятом семестрах в одноимённом курсе, в шестом при изучении коллоидной химии и в седьмом на занятиях по предмету под названием «строение молекул». Аналитическая химия появляется в шестом семестре, причём сразу в двух видах: кроме неё самой есть ещё предмет «химия окружающей среды». В десятом семестре под тем же названием преподаётся экология. В седьмом семестре изучение аналитической химии продолжается уже под третьим названием: «химический анализ природных объектов». Органическая химия штудируется четыре семестра подряд, причём курс органического синтеза (седьмой и восьмой семестры) отчасти дублирует курс самой органической химии (пятый и шестой семестры). Хорошо, что химия высокомолекулярных соединений поставлена после полного курса органической химии, на девятый семестр, но жаль, что на целых два семестра после курса коллоидной химии. Историю химии проходят в седьмом семестре, хотя правильнее было бы — в самом конце. Осталось назвать прикладную химию — восьмой-десятый семестры.
Дипломной работы нет. Есть «выпускная квалификационная», но время на её выполнение фактически не выделяется, студенты занимаются ею между делом. С точки зрения «что сдавать» нагрузка по химическим дисциплинам распределяется так: первый и второй курсы (т.е. за четыре семестра) — по одному экзамену и по одному зачёту, третий курс — пять экзаменов и четыре зачёта, четвёртый — четыре и четыре, пятый — два и четыре. Получается, что два первых года студенты привыкают учить что-то нехимическое, а затем три года штурмуют почти все разделы химии одновременно. Такое распределение усилий при смешении разнородного материала явно не на пользу делу. Всё-таки неорганическая, физическая и органическая химия требуют разных стилей мышления и поэтому должны изучаться раздельно (и лучше всего — в указанной последовательности; во время моей учёбы в университете так и было).
Поскольку наши студенты получают дипломы учителей химии «с дополнительной специальностью биология», то биологию они проходят почти в том же объёме, что и студенты-биологи. Изучение биологических дисциплин с первого по четвёртый курс стабильно уменьшается, а на пятом снова возрастает: первый курс — три экзамена и три зачёта, второй — три и два, третий — один и два, четвёртый — один и один и наконец пятый курс — два экзамена и четыре зачёта.
Преподавание педагогических дисциплин распределено довольно равномерно: один экзамен и два зачёта на первом курсе, один экзамен и два зачёта на втором, два и один на третьем, один и четыре на четвёртом и три зачёта на пятом. Четыре семестра наши студенты изучают собственно педагогику, три семестра — различные разделы психологии и четыре семестра — методику преподавания химии и биологии. Вся педпрактика сводится к двум месяцам в первой половине восьмого семестра. На мой взгляд, студенты педагогического вуза должны проводить не менее одного дня в неделю в школе, начиная с первого же семестра. Уверен, учителя найдут, чем их занять. Некоторые энтузиастки компенсируют недостаток педагогической практики работой в детских лагерях во время каникул. А там иной раз такое случается! Например. Некий чудо-ребёнок решил привезти домой кошку. И, недолго думая, запер её в сумке. На беду, у его соседа оказалась аллергия. И он стал умирать. Ни врача, ни начальства. Как бы вы себя повели? А наши талантливые студентки разобрались и спасли обоих. Практики очень внимательно относятся к наличию подобного опыта. Ряд выпускниц рассказывали, что при устройстве на работу директора школ даже не смотрят на оценки в дипломе, зато очень подробно расспрашивают о работе в летних лагерях для школьников.
Немного о других предметах. На них отводится по одному семестру, в результате математика, физика, информатика, история, экономика и политология открывают список тех областей, в которых познания наших студентов равны нулю. Мы в университете на химфаке грызли физику два семестра, математику четыре (некоторые даже шесть), а уж различные обществоведческие предметы и философия преследовали нас все первые три года и на пятом курсе к ним добавлялся научный коммунизм. Нельзя, впрочем, не отметить, что, как показали девяностые, подавляющему большинству получивших высшее образование в СССР изучение истории, политэкономии и т.д. ровным счётом ничего не дало.
До одной трети из наших студентов не имеют компьютера, поскольку у их родителей нет денег, а из тех, что имеют, примерно половина не подключена к интернету: живут в деревне или в старом доме, куда даже телефонный кабель не протянут, тем более — выделенная линия. Немногие обладатели компьютеров, подключённых к интернету, как правило, не имеют навыков поиска серьёзной информации и вообще пользуются интернетом очень мало. Ведь есть и беспроводное подключение, скажет читатель. Да, есть, некоторые студенты даже слыхали об этом. На факультете имеется компьютерный класс, куда можно пойти в любое время. Он работает, когда студенты обязаны быть на занятиях и закрывается, когда занятия заканчиваются. В результате добиться, например, сколько-нибудь нормального оформления рефератов (не говоря уже об их содержании) примерно от половины группы просто невозможно. Текст набран разными шрифтами, не выровнен по ширине, таблицы разорваны...
Ободряюще выглядит изучение иностранного языка в течение четырёх семестров. Но это только видимость. Выпускников языковых школ у нас нет. В университете у меня в каждой группе обязательно был хотя бы один такой студент. Иностранными языками будущие учительницы не владеют. Они изучали почти исключительно английский, но название "The International Union of Pure and Applied Chemistry" и вопрос (когда расшумелись): "Is there anybody going to listen to my story?" — вызывают оцепенение. «А чё эт вы сечас сказали?» (Поскольку не все обязаны понимать по-английски: первая фраза означает «Международный союз фундаментальной и прикладной химии», а вторая — начало песни «Битлз» "Girl" и её несколько вольно можно перевести: «Меня кто-нибудь слушает?».) Так что массовая эмиграция будущих учительниц нам не грозит.
Несколько десятков лет назад подобная программа, может быть, и не приносила большого вреда, но сейчас она очевидно устарела.
Преподаватель между студентами и начальством
Не более трети преподавателей занимаются научными исследованиями. Это явно неправильно: преподавать науку должен тот, кто её делает.
Запланировать правильное распределение изучаемого материала по семестру крайне трудно. То флюорография, то день донора, то какие-нибудь физкультурные соревнования. Добавьте разнообразные студенческие конференции — одну или две в год. Не забудьте про выходные, связанные с праздниками: не всегда заранее можно предугадать, когда и сколько именно их будет. Бывает, деканат назначает одну чисто лекционную неделю в начале семестра, а бывает и две. Дополнительную трудность придаёт отсутствие семинарских занятий в программах некоторых дисциплин. Поскольку обойтись без семинаров невозможно, мы вынуждены совмещать их с практикумами. А лабораторные работы обладают той особенностью, что часто очень трудно предвидеть, сколько они займут времени. Поэтому иногда не успеваем прорешать необходимое количество задач. В итоге, как правило, получается, что на лекции речь идёт об одной теме, лабораторные выполняются по другой, коллоквиумы сдаются по третьей, а задачи решаются по четвёртой. Бывает, подавляющее большинство студентов вовремя выполняют все домашние задания, отчитываются по лабораторным, успешно сдают коллоквиумы (а учебный план только на таких и рассчитан), а бывает и нет. Заранее предсказать, как пойдут дела в конкретной группе (подгруппе) практически невозможно. В реальности реализуются все варианты: от досрочного выполнения всей программы до полного провала, когда за семестр студент не сдал ни одного коллоквиума, не решил ни одной домашней, контрольной и т.п.
Вступительные экзамены отменены, а ЕГЭ потерял какой-либо смысл. Дело даже не в том, что баллы ЕГЭ никак не связаны ни с уровнем знаний, ни с мерой увлечённости химией. Выпускников школ не хватает. Принимают всех, с любым результатом. А потом не отчисляют. В моё время отсев был строгий, и это дисциплинировало. В ситуации, когда точно известно, что зачёт и тройку поставят всегда, большинство перестаёт стараться. Во всех конфликтах между преподавателем и студентом деканат стоит на стороне студента. С двумя лентяйками дело дошло до ответа перед комиссией. Она была сформирована из заместителя декана по учебным вопросам, заведующего кафедрой и меня. Очень быстро стало ясно, что зачёт ставить действительно не за что: знания оценить невозможно за отсутствием таковых. Студенток попросили выйти, после чего замдекана заявила, что отчислять нельзя, поскольку «одна — полноплатница, а другая — сирота». Завкафедрой аж сказал в сердцах: «А сироты — вообще самые плохие люди!»
В университетах успевающего студента подключают к научной работе. В педагогическом такой возможности нет. Наказать нерадивого — нечем. Ни кнута, ни пряника. Куда преподавателю податься?
К чему приводит такое обучение
К неумению и нежеланию думать.
Думать нашим студентам — если иметь в виду только учёбу — просто не над чем. По сравнению с университетской программой им приходится изучать, скажем так, две с половиной науки. Волей-неволей приходится не просто уменьшать объём изучаемого материала, но и значительно упрощать его. В результате наши студенты изучают химию (и, вероятно, биологию) такой, какой она была лет пятьдесят тому назад.
Самый наглядный пример — изгнание стереохимии. От неё остались только d- и l-молочные кислоты и кое-что об углеводах. Счёл нужным добавить конформации циклогексана, R,S-номенклатуру и три изомера винной кислоты.
Мне в связи с этим вспоминается рассказ родителей о первой лекции по физике. Они стали студентами в 1953 году, мама поступила в медицинский, отец — в нефтяной. И оказалось, что в обоих вузах лекторы начали своё выступление примерно с таких слов:
«Вы проходили в школе, что атом потому так и называется, что неделим. Так вот, товарищи студенты, на самом деле атом неделим химически, но делим физически».
Делимость атома в 53 году была не просто уж полвека как установлена, но и освоена вплоть до атомных бомбардировок, меньше года оставалось до пуска первой АЭС, а школьникам всё ещё морочили головы. Вот примерно то же самое с нашей сегодняшней учебной программой.
Но дело, повторю, не только в катастрофическом отставании учебной программы от уровня, достигнутого современной наукой. Основная беда в том, что изучаемый материал максимально облегчён и упрощён. В результате в нём почти нет того, что требует умственных усилий. Такое положение вещей сложилось давно и общеизвестно, все знают, что в педагогическом легко учиться. Вот и идут к нам в основном любители лёгкой жизни. С одной стороны — равнодушные к химии, с другой — откровенные разгильдяи; в такой атмосфере те немногие студенты, которым интересна наука химия, которые хотят учиться, порой чувствуют себя весьма неуютно. Нехимические дисциплины воспринимаются как второстепенные, которые можно учить спустя рукава. Но на первом и втором курсах они преобладают, и даже прилежные студенты привыкают относиться к учёбе расслабленно. Когда же дело доходит до собственно химии, оказывается, что умения стараться у большинства нет, и начинаются проблемы. Самая главная, с которой безуспешно пытаюсь бороться, — точка зрения:
«Мы всего лишь будущие школьные учительницы, нам надо знать мало».
ЕГЭ приучает школьников запоминать, не понимая. Однако они и запоминать-то не умеют! Почти у всех студентов совершенно не работает долговременная память. В весеннем семестре не помнят того, что проходили осенью и сдавали зимой. Вызубрить перед экзаменом, получить оценку и всё забыть, не успев выйти из аудитории, — вот так они понимают учёбу. Это подтверждает любая сколько-нибудь честная проверка остаточных знаний.
Не умеющие думать, не знающие современной химии учительницы воспитывают таких же школьников. Педагогический вуз является фактором деградации страны.
Как быть
Чтобы вуз был таким местом, где по-настоящему учат, он должен быть местом, где по-настоящему делают современную науку. Чтобы это стало возможным, нужно вложить столько, что краткая формулировка могла бы выглядеть например так: практически все провинциальные вузы России необходимо отстроить заново.
Нет нужды доказывать, что российская бюрократия и буржуазия не станут осуществлять этих преобразований. Ведь именно они за годы своего открытого господства и создали описанное в предыдущих разделах положение вещей. И это была не ошибка и не случайность, к такому результату нас вели вполне целенаправленно. Буржуазии нужны инженеры, рабочие, учителя, врачи, не способные на самостоятельные действия, как на рабочем месте, так и вне его. И в России буржуазия этой цели почти достигла. Пока «почти» не превратилось в «полностью», преподаватели и студенты, инженеры и рабочие, учителя и врачи должны спасти себя от окончательного оглупления, а страну от гибели.
Способ давно известен.
Никита Добрынин
11/02/2012 - 04:46 — Павел Краснов
Не буду называть регион, где произошли все эти истории, чтобы не обижать другие регионы, в которых эти истории тоже могли произойти.
Автор
К.х.н., синтетик. Преподаю органическую химию в разных ипостасях и предмет под названием «история и методология химии». Курсивом набрал то, что на мой взгляд будет не до конца понятно не химикам. Специально опускаю вопросы о зарплате, учебной нагрузке и других скучных вещах, дабы написанное не выглядело личным брюзжанием.
Материальная база
Отсутствует.
Факультет располагается в здании, в котором до революции учили попов. А им ведь, кроме святого духа, ничего и не надо. Вот и пришлось химикам самим ставить тяги, тянуть воздуховоды, подключать насосы и т.п. Тепло включают позже, а выключают раньше, чем хотелось бы, поэтому две-три недели в году студенты сидят на занятиях в пальто.
Компьютеров было пять, стало шесть, и всего-то один семестр ушёл на то, чтобы подключить его к Интернету. Теперь с нетерпением ждём седьмой. Надеемся, что хотя бы на части лекций станем использовать мультимедийное оборудование, а раз так, то меньше будем пачкаться мелом и возиться с кодоскопом. Думали, что урезаем лабораторные практикумы до минимума. Оказалось, что такая постановка вопроса бессмысленна: похоже, что урезать придётся до нуля. По органической химии оставили качественные реакции в капельном исполнении. По органическому синтезу подобрали главным образом те реакции, которые идут в стакане и дают кристаллы. Весы позволяют определять массу с точностью до полуграмма, посуды со шлифами не хватает, магнитных мешалок осталось три, рефрактометр сломан, шпатели сделаны из электродов, температуру плавления определяем, положив кристаллик на нагреваемый термометр. Заведующий кафедрой предлагает больше внимания уделять коллоквиумам.
Довольно сложно в таких условиях сколько-нибудь адекватно рассказать будущим учительницам, что же это такое — органическая химия.
Студенты
Только из пролетарских семей.
Стипендия — 1375 рублей. Чтобы её получать, надо сдать сессию без троек. Отличникам дают повышенную — 1650 рублей. Столько же составляет социальная стипендия, которую дают тем, кто беден. У нас, чтобы прожить в нищете, нужно не менее 7500. Это не официальные данные, это моё субъективное мнение. Лишь немногие наши студенты устраиваются подрабатывать или учатся на каких-нибудь курсах дополнительного образования.
Парней в группе — от одного до трёх, и никто из них не собирается работать в школе, тогда как от четверти до трети студенток действительно хотят стать школьными учительницами. В каждой группе обязательно есть от одного до четырёх человек, искренне увлечённых наукой, но по каким-то причинам выбравших не университет, а педагогический. Это «белые вороны». Даже у тех, кто нацелен на работу в школе, наблюдается полное отсутствие интереса к естествознанию. Научно-популярную и научно-фантастическую литературу они не читают в принципе. Когда такие пойдут работать, из них получатся, если так можно выразиться, учительницы вообще, а не учительницы химии. Остальные учатся, потому что «мамка велела», нужны «корочки», «никуда больше не поступил».
Чем более религиозна студентка, — а иные расстраиваются, когда слышат, например, «чёрт возьми», — тем выше вероятность, что двоечница.
Наши студенты очень легко огорчаются также и по другим поводам. Во время экзамена студентка — не та, у которой спрашивал, а другая — вдруг разрыдалась прямо-таки в три ручья. Та, у которой спрашивал, сохраняла спокойствие и даже вполне вразумительно отвечала. Эти студентки были не подругами, а просто одногруппницами.
– Что случилось, почему Вы плачете?
– Вы ей трудные вопросы задаёте.
В университете никогда не наблюдал ничего подобного.
Серьезный враг преподавателя — мобильный телефон. Сегодняшние студенты уверены, что если во время лекции или семинара кто-то позвонил или прислал смс, то надо ответить не на перемене, а немедленно. Просьбы и требования выключать телефон во время занятий игнорируются. Для многих он стал чем-то вроде одного из органов тела, большинство совершенно искренне недоумевает, как это мобильник — и вдруг выключен?!
Терминологическое косноязычие сегодняшних студентов резко обогатило фольклор преподавателей, чего стоит один только «протон водорода»! Никак не удаётся убедить их, что градусник — у врачей, а у химиков — термометр, и доказать преимущество углеродной единицы перед грамм-молем. Литературный русский язык сегодняшним студентам неведом. Устал запрещать переписывать из методички описание хода лабораторной работы при подготовке её к защите. Всё равно переписывают, даже когда реальный процесс существенно отличался от рекомендуемого (у нас в химии так бывает), — поскольку просто не в состоянии рассказать своими словами. Написать без сокращений и орфографических ошибок (не говоря уж о химических), поставить глагол в правильном спряжении — им не под силу. Некоторым студентам и студенткам трудно разговаривать без ругательств.
Такие вот у нас будущие сеятели разумного, доброго, вечного.
Учебная программа
После работы в Академии наук и университете вызывает изумление. Разумеется, слово «университет» использую в его нормальном, а не новоязовском значении.
Начну с химии.
Неорганическую химию наши студенты изучают четыре семестра: с первого по третий под названием «общая химия», в пятом под собственным именем и в виде неорганического синтеза. Очевидно, лучше было бы без перерыва в четвёртом семестре. Знание физической химии даётся в четвёртом-пятом семестрах в одноимённом курсе, в шестом при изучении коллоидной химии и в седьмом на занятиях по предмету под названием «строение молекул». Аналитическая химия появляется в шестом семестре, причём сразу в двух видах: кроме неё самой есть ещё предмет «химия окружающей среды». В десятом семестре под тем же названием преподаётся экология. В седьмом семестре изучение аналитической химии продолжается уже под третьим названием: «химический анализ природных объектов». Органическая химия штудируется четыре семестра подряд, причём курс органического синтеза (седьмой и восьмой семестры) отчасти дублирует курс самой органической химии (пятый и шестой семестры). Хорошо, что химия высокомолекулярных соединений поставлена после полного курса органической химии, на девятый семестр, но жаль, что на целых два семестра после курса коллоидной химии. Историю химии проходят в седьмом семестре, хотя правильнее было бы — в самом конце. Осталось назвать прикладную химию — восьмой-десятый семестры.
Дипломной работы нет. Есть «выпускная квалификационная», но время на её выполнение фактически не выделяется, студенты занимаются ею между делом. С точки зрения «что сдавать» нагрузка по химическим дисциплинам распределяется так: первый и второй курсы (т.е. за четыре семестра) — по одному экзамену и по одному зачёту, третий курс — пять экзаменов и четыре зачёта, четвёртый — четыре и четыре, пятый — два и четыре. Получается, что два первых года студенты привыкают учить что-то нехимическое, а затем три года штурмуют почти все разделы химии одновременно. Такое распределение усилий при смешении разнородного материала явно не на пользу делу. Всё-таки неорганическая, физическая и органическая химия требуют разных стилей мышления и поэтому должны изучаться раздельно (и лучше всего — в указанной последовательности; во время моей учёбы в университете так и было).
Поскольку наши студенты получают дипломы учителей химии «с дополнительной специальностью биология», то биологию они проходят почти в том же объёме, что и студенты-биологи. Изучение биологических дисциплин с первого по четвёртый курс стабильно уменьшается, а на пятом снова возрастает: первый курс — три экзамена и три зачёта, второй — три и два, третий — один и два, четвёртый — один и один и наконец пятый курс — два экзамена и четыре зачёта.
Преподавание педагогических дисциплин распределено довольно равномерно: один экзамен и два зачёта на первом курсе, один экзамен и два зачёта на втором, два и один на третьем, один и четыре на четвёртом и три зачёта на пятом. Четыре семестра наши студенты изучают собственно педагогику, три семестра — различные разделы психологии и четыре семестра — методику преподавания химии и биологии. Вся педпрактика сводится к двум месяцам в первой половине восьмого семестра. На мой взгляд, студенты педагогического вуза должны проводить не менее одного дня в неделю в школе, начиная с первого же семестра. Уверен, учителя найдут, чем их занять. Некоторые энтузиастки компенсируют недостаток педагогической практики работой в детских лагерях во время каникул. А там иной раз такое случается! Например. Некий чудо-ребёнок решил привезти домой кошку. И, недолго думая, запер её в сумке. На беду, у его соседа оказалась аллергия. И он стал умирать. Ни врача, ни начальства. Как бы вы себя повели? А наши талантливые студентки разобрались и спасли обоих. Практики очень внимательно относятся к наличию подобного опыта. Ряд выпускниц рассказывали, что при устройстве на работу директора школ даже не смотрят на оценки в дипломе, зато очень подробно расспрашивают о работе в летних лагерях для школьников.
Немного о других предметах. На них отводится по одному семестру, в результате математика, физика, информатика, история, экономика и политология открывают список тех областей, в которых познания наших студентов равны нулю. Мы в университете на химфаке грызли физику два семестра, математику четыре (некоторые даже шесть), а уж различные обществоведческие предметы и философия преследовали нас все первые три года и на пятом курсе к ним добавлялся научный коммунизм. Нельзя, впрочем, не отметить, что, как показали девяностые, подавляющему большинству получивших высшее образование в СССР изучение истории, политэкономии и т.д. ровным счётом ничего не дало.
До одной трети из наших студентов не имеют компьютера, поскольку у их родителей нет денег, а из тех, что имеют, примерно половина не подключена к интернету: живут в деревне или в старом доме, куда даже телефонный кабель не протянут, тем более — выделенная линия. Немногие обладатели компьютеров, подключённых к интернету, как правило, не имеют навыков поиска серьёзной информации и вообще пользуются интернетом очень мало. Ведь есть и беспроводное подключение, скажет читатель. Да, есть, некоторые студенты даже слыхали об этом. На факультете имеется компьютерный класс, куда можно пойти в любое время. Он работает, когда студенты обязаны быть на занятиях и закрывается, когда занятия заканчиваются. В результате добиться, например, сколько-нибудь нормального оформления рефератов (не говоря уже об их содержании) примерно от половины группы просто невозможно. Текст набран разными шрифтами, не выровнен по ширине, таблицы разорваны...
Ободряюще выглядит изучение иностранного языка в течение четырёх семестров. Но это только видимость. Выпускников языковых школ у нас нет. В университете у меня в каждой группе обязательно был хотя бы один такой студент. Иностранными языками будущие учительницы не владеют. Они изучали почти исключительно английский, но название "The International Union of Pure and Applied Chemistry" и вопрос (когда расшумелись): "Is there anybody going to listen to my story?" — вызывают оцепенение. «А чё эт вы сечас сказали?» (Поскольку не все обязаны понимать по-английски: первая фраза означает «Международный союз фундаментальной и прикладной химии», а вторая — начало песни «Битлз» "Girl" и её несколько вольно можно перевести: «Меня кто-нибудь слушает?».) Так что массовая эмиграция будущих учительниц нам не грозит.
Несколько десятков лет назад подобная программа, может быть, и не приносила большого вреда, но сейчас она очевидно устарела.
Преподаватель между студентами и начальством
Не более трети преподавателей занимаются научными исследованиями. Это явно неправильно: преподавать науку должен тот, кто её делает.
Запланировать правильное распределение изучаемого материала по семестру крайне трудно. То флюорография, то день донора, то какие-нибудь физкультурные соревнования. Добавьте разнообразные студенческие конференции — одну или две в год. Не забудьте про выходные, связанные с праздниками: не всегда заранее можно предугадать, когда и сколько именно их будет. Бывает, деканат назначает одну чисто лекционную неделю в начале семестра, а бывает и две. Дополнительную трудность придаёт отсутствие семинарских занятий в программах некоторых дисциплин. Поскольку обойтись без семинаров невозможно, мы вынуждены совмещать их с практикумами. А лабораторные работы обладают той особенностью, что часто очень трудно предвидеть, сколько они займут времени. Поэтому иногда не успеваем прорешать необходимое количество задач. В итоге, как правило, получается, что на лекции речь идёт об одной теме, лабораторные выполняются по другой, коллоквиумы сдаются по третьей, а задачи решаются по четвёртой. Бывает, подавляющее большинство студентов вовремя выполняют все домашние задания, отчитываются по лабораторным, успешно сдают коллоквиумы (а учебный план только на таких и рассчитан), а бывает и нет. Заранее предсказать, как пойдут дела в конкретной группе (подгруппе) практически невозможно. В реальности реализуются все варианты: от досрочного выполнения всей программы до полного провала, когда за семестр студент не сдал ни одного коллоквиума, не решил ни одной домашней, контрольной и т.п.
Вступительные экзамены отменены, а ЕГЭ потерял какой-либо смысл. Дело даже не в том, что баллы ЕГЭ никак не связаны ни с уровнем знаний, ни с мерой увлечённости химией. Выпускников школ не хватает. Принимают всех, с любым результатом. А потом не отчисляют. В моё время отсев был строгий, и это дисциплинировало. В ситуации, когда точно известно, что зачёт и тройку поставят всегда, большинство перестаёт стараться. Во всех конфликтах между преподавателем и студентом деканат стоит на стороне студента. С двумя лентяйками дело дошло до ответа перед комиссией. Она была сформирована из заместителя декана по учебным вопросам, заведующего кафедрой и меня. Очень быстро стало ясно, что зачёт ставить действительно не за что: знания оценить невозможно за отсутствием таковых. Студенток попросили выйти, после чего замдекана заявила, что отчислять нельзя, поскольку «одна — полноплатница, а другая — сирота». Завкафедрой аж сказал в сердцах: «А сироты — вообще самые плохие люди!»
В университетах успевающего студента подключают к научной работе. В педагогическом такой возможности нет. Наказать нерадивого — нечем. Ни кнута, ни пряника. Куда преподавателю податься?
К чему приводит такое обучение
К неумению и нежеланию думать.
Думать нашим студентам — если иметь в виду только учёбу — просто не над чем. По сравнению с университетской программой им приходится изучать, скажем так, две с половиной науки. Волей-неволей приходится не просто уменьшать объём изучаемого материала, но и значительно упрощать его. В результате наши студенты изучают химию (и, вероятно, биологию) такой, какой она была лет пятьдесят тому назад.
Самый наглядный пример — изгнание стереохимии. От неё остались только d- и l-молочные кислоты и кое-что об углеводах. Счёл нужным добавить конформации циклогексана, R,S-номенклатуру и три изомера винной кислоты.
Мне в связи с этим вспоминается рассказ родителей о первой лекции по физике. Они стали студентами в 1953 году, мама поступила в медицинский, отец — в нефтяной. И оказалось, что в обоих вузах лекторы начали своё выступление примерно с таких слов:
«Вы проходили в школе, что атом потому так и называется, что неделим. Так вот, товарищи студенты, на самом деле атом неделим химически, но делим физически».
Делимость атома в 53 году была не просто уж полвека как установлена, но и освоена вплоть до атомных бомбардировок, меньше года оставалось до пуска первой АЭС, а школьникам всё ещё морочили головы. Вот примерно то же самое с нашей сегодняшней учебной программой.
Но дело, повторю, не только в катастрофическом отставании учебной программы от уровня, достигнутого современной наукой. Основная беда в том, что изучаемый материал максимально облегчён и упрощён. В результате в нём почти нет того, что требует умственных усилий. Такое положение вещей сложилось давно и общеизвестно, все знают, что в педагогическом легко учиться. Вот и идут к нам в основном любители лёгкой жизни. С одной стороны — равнодушные к химии, с другой — откровенные разгильдяи; в такой атмосфере те немногие студенты, которым интересна наука химия, которые хотят учиться, порой чувствуют себя весьма неуютно. Нехимические дисциплины воспринимаются как второстепенные, которые можно учить спустя рукава. Но на первом и втором курсах они преобладают, и даже прилежные студенты привыкают относиться к учёбе расслабленно. Когда же дело доходит до собственно химии, оказывается, что умения стараться у большинства нет, и начинаются проблемы. Самая главная, с которой безуспешно пытаюсь бороться, — точка зрения:
«Мы всего лишь будущие школьные учительницы, нам надо знать мало».
ЕГЭ приучает школьников запоминать, не понимая. Однако они и запоминать-то не умеют! Почти у всех студентов совершенно не работает долговременная память. В весеннем семестре не помнят того, что проходили осенью и сдавали зимой. Вызубрить перед экзаменом, получить оценку и всё забыть, не успев выйти из аудитории, — вот так они понимают учёбу. Это подтверждает любая сколько-нибудь честная проверка остаточных знаний.
Не умеющие думать, не знающие современной химии учительницы воспитывают таких же школьников. Педагогический вуз является фактором деградации страны.
Как быть
Чтобы вуз был таким местом, где по-настоящему учат, он должен быть местом, где по-настоящему делают современную науку. Чтобы это стало возможным, нужно вложить столько, что краткая формулировка могла бы выглядеть например так: практически все провинциальные вузы России необходимо отстроить заново.
Нет нужды доказывать, что российская бюрократия и буржуазия не станут осуществлять этих преобразований. Ведь именно они за годы своего открытого господства и создали описанное в предыдущих разделах положение вещей. И это была не ошибка и не случайность, к такому результату нас вели вполне целенаправленно. Буржуазии нужны инженеры, рабочие, учителя, врачи, не способные на самостоятельные действия, как на рабочем месте, так и вне его. И в России буржуазия этой цели почти достигла. Пока «почти» не превратилось в «полностью», преподаватели и студенты, инженеры и рабочие, учителя и врачи должны спасти себя от окончательного оглупления, а страну от гибели.
Способ давно известен.
Никита Добрынин
Комментариев нет:
Отправить комментарий